Сергей Станкевич даёт интервью, едва покинув тюрьму
Леонид КОРНИЛОВ, «Известия»
Выпущенный из варшавского следственного изолятора на Раковецкой улице Сергей Станкевич на вопросы польских репортеров, поджидавших его у тюремных ворот, отвечал лаконично.
— Я не брал никакой взятки, это ложь.
— Не боитесь ли вы экстрадиции в Россию? Ведь там грозит вам немалый срок.
— Я рассчитываю на справедливое решение. От комментариев воздерживаюсь.
— Вы сейчас поедете домой?
— Прежде всего встречусь с адвокатом.
Встреча произошла тут же. Станкевич, отмечают журналисты, выглядел спокойно, хорошо владел собой. Коротко стриженная борода, пиджак в мелкую черно-зеленую клетку, темные брюки, белая сорочка без галстука. В руках багаж: небольшой телевизор и полупустая полиэтиленовая сумка. Станкевич сел в шикарную «Тойоту»-вездеход. За рулем как раз и находился его польский адвокат Зойчек Кошутский. Перед тем как отъехать, Станкевич опустил боковое стекло, позволяя себя сфотографировать.
Через день после освобождения Сергей принял у себя корреспондента «Известий». При встрече, как и положено, присутствовал его московский адвокат В.В.Макеев.
- Корнилов: Начнем с расписки о получении 10 тысяч долларов. Существует ли она? Как была оформлена эта сумма?
- Станкевич: Я ее не писал. Это фальшивка, которая находится в России, в уголовном деле. Относится к категории оперативных данных. Но как же такие данные уплыли из дела? Почему копия «расписки» появилась в свое время на страницах «Московского комсомольца»?
Макеев: По времени все это совпадало с чередой фальшивок в нашей прессе — например, расписки Руцкого в связи с «трастом Руцкого». Если бы это была реальная расписка, то она сыграла бы лишь на пользу защите — ведь расписки дают не на взятки, к тому же она адресована вовсе не Сохадзе, а английской фирме, занимающейся проблемами поддержания связей с общественностью. Авторам подделки казалось, что она бьет наповл. На самом деле – наоборот.
-Корнилов: Пресса писала, что Станкевич купил дом в Лос-Анджелесе…
-Станкевич: У меня нет дома в Лос-Анджелесе, как нет его и в России, и в Польше. Нигде. Недвижимостью не располагаю.
-Корнилов: В день задержания вы согласились дать показания не полиции, а управлению охраны государства. Польское телевидение предположило, что вы задумали облегчить свою участь в Польше в обмен на «вынесенные из Кремля тайны».
-Станкевич: Когда я увидел, что полицейские не знают и не понимают политических аспектов российской жизни, я попросил встречи с людьми сведущими. Беседа с офицерами УОГ была краткой. Я попросил о двух вещах: чтобы учитывался политический характер дела и чтобы позаботились о безопасности моей семьи. Никаких тайн я не раскрывал. Так что обмена не было.
-Корнилов: Как вам жилось в Польше на свободе и в каких условиях содержали в тюрьме?
-Станкевич: В Польше мы жили с февраля 1996 года. Польская полиция никаких возражений не выдвигала. Главная тяжесть заключалась в оторванности от России, от привычной деятельности. Работал и продолжаю работать над двумя книгами: одна — «Дорога к правде», о Катыни, другая — осмысление событий конца 80-х — начала 90-х годов в России.
-Макеев: Польских полицейских отличает корректность. Они произвели задержание вежливо, пригласили, довезли, двадцать раз извинились. То же и в тюрьме. Она, конечно, не курорт, но все, что положено, имеется.
-Корнилов: Константин Боровой, специально приезжавший в Польшу, высказывал идею, что вам следует попросить политического убежища. Как вы к ней отнеслись?
-Станкевич: Сейчас вопрос об этом не стоит и не готовится.
-Корнилов: Как и зачем был произведен обыск 8 мая у вашей жены на варшавской квартире?
-Станкевич: Вполне корректно. По требованию российской стороны его проводила польская полиция с участием прокуратуры. Что искали? Видимо, документы, связанные с организацией и финансированием концертов на Красной площади.
-Макеев: Это была неграмотная акция. Обыски проводятся в момент взятия преступника, по горячим следам, чтобы никто не успел их замести. Не провести обыск два года назад в России? Не провести его хотя бы в момент задержания Сергея Борисовича в Варшаве? Странно. По-моему, налицо просто фикция, видимость работы.
-Корнилов: Как вы оцениваете перспективу очутиться перед российским судом?
-Станкевич: Готов предстать перед ним, если бы имел гарантии, что это будет честный, а не «показательный» процесс.
-Корнилов: На чье «справедливое решение» надеется Станкевич?
-Макеев: Речь идет прежде всего о справедливости российского суда.
На вопрос, кто же конкретно из «окружения Ельцина» затеял преследование бывшего советника президента, московский адвокат ответил: «Мы никого не называем, ибо предположения и даже знание каких-то фамилий имеют смысл, лишь если подкреплены фактами. А пытливый читатель догадается сам».
-Корнилов: Говорят, что у вас нет сейчас российских документов, которые были бы действительны. А раз так, согласно польским законам, вас нельзя было выпускать на волю.
-Станкевич: У меня два вполне действующих паспорта — общегражданский и дипломатический. Последним я не пользовался с декабря 1995 года. Оба паспорта у меня отобрали при аресте, сейчас они находятся в польской прокуратуре. Но у меня есть справка и водительские права. Я обязан не уезжать из Польши и подчиняюсь этому.
Почему Станкевич оказался на свободе? Воеводская прокуратура в Варшаве посчитала, что, во-первых, он никуда не убежит, во-вторых, нет причин дальше держать его под арестом. «Он будет находиться под полицейским надзором, дважды в неделю обязан отмечаться в участке, — рассказал пресс-секретарь прокуратуры Р.Кучиньский. — Покидать пределы Польши не имеет права. Если захочет выехать из Варшавы, должен предупредить об этом полицию». Срок содержания Станкевича под арестом истекал 17 мая. Его выпустили (точнее, изменили меру пресечения) 16 мая вечером. Претензий к польским властям как будто не должно быть. Но представитель МВД РФ разъяснил мне, что розыскной лист Интерпола с красной полосой (особо опасный преступник!), выписанный на Станкевича, предполагает длительность ареста «до конца». А по польско-российскому соглашению — до 60 дней. Так что ж, попустительство? Нет ли у польских властей какого-то «особого» отношения к Станкевичу? Объективно говоря, есть. Во-первых, Станкевичу признательны в Польше за его усилия в раскрытии правды о Катыни. Во-вторых, рождают симпатию его польские корни, в частности, фигура его известного предка, прославившегося в январском восстании 1863 гора против имперской России. В-третьих, многим полякам «дело Станкевича» кажется подозрительным на фоне того, что более крупных взяточников никто не беспокоит. Солидная газета «Речь Посполита» называет решение прокуратуры об освобождении Станкевича «не принимающим во внимание предложений российской стороны и создающим прецедент». Газета ссылается на беседы с юристами, которые в один голос утверждают: это было решение политическое, и оно наверняка принято очень высоко, поскольку «никаких законных оснований для того, чтобы прервать экстрадиционный арест, не было». Более того, приводится неофициальное признание пожелавшего сохранить анонимность прокурора: «Такого нажима, как в этом деле, мы давно не ощущали». С другой стороны, несколько дней назад прокуратура будто бы обратилась в суд с просьбой высказать мнение: допустима ли экстрадиция Станкевича? При этом сообщила и свою точку зрения: формально правовых оснований для такого акта нет. Суд в ответ лишь запросил прокуратуру относительно кончающегося срока ареста, после чего и было принято данное решение. В принципе Польшу с Россией не связывает договор об экстрадиции. Но обе стороны согласились, что пока он не заключен, продолжает действовать конвенция между ПНР и СССР 1957 года о правовой помощи.
В министерство юстиции Польши официальная просьба об экстрадиции поступила из России 24 апреля. Претензий к ней по форме высказано не было. Дальнейший порядок таков: дело направляется в воеводский суд, который решает, достаточны ли поводы для выдачи данного лица. Затем как подозреваемый, так и прокуратура могут обжаловать это решение в апелляционном, а потом — и в верховном суде. Последнее слово — за министром юстиции, он же генеральный прокурор страны. Вся процедура может продлиться несколько месяцев.
ВАРШАВА.